Вариант для тех, кто далеко: Яндекс-кошель 41001202493381 Буду рада любому анонимному подарку, но лучше подпишите, от кого и на что. По умолчанию, потрачу на прибамбасы для фото и акварели.
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Осень началась, лето закончилось, хнык( Из хороших новостей: привезла из Греции кучу фоток, начала сортировать и обрабатывать. Самые интересные обязательно будут здесь. Текст пишу, набрался уже довольно большой невыложенный кусок. Придерживаю только потому, что нужно хорошенечко разъяснить важный для дальнейшего развития сюжета эпизод со всеми подводными камнями.
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Сижу на балкончике маленького отеля в Критском городе Ретимно. Вчера прибыли сюда из Афин. Впечатления о столице Греции — яркие, но противоречивые, зато Крит прекрасен, как и два, и три года назад. Купаться ещё не ходили, шторм. Читаю в новостях, что Москву затопило? О.о Желаю всем хорошей погоды и отличного настроения. Прода, возможно, будет на днях)
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Название: Из-под снега (История с фотографией, часть 4), продолжение Автор: chorgorr Персонажи: нав и местные Категория: джен Жанр: драма, ангст, экшн Рейтинг: R Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром Краткое содержание: Так куда же всё-таки занесло Ромигу? Предупреждения: попаданец, амнезия, сомнительное согласие, ксенофилия, каннибализм... Список будет пополняться, поскольку текст в процессе.
06.08.16Колдунья взяла старика за руку, заодно проверила пульс: — Латира, мы с другом пришли вместе, чтобы отвезти тебя в дом кузнеца и вылечить. Ты очень нужен нам — живой, а щуры подождут. Ты слышишь меня, мудрый? Заклинаю тебя всеми стихиями посвящения, живи! Мудрый Латира болезненно поморщился и промолчал. Ему не только говорить, но и дышать было тяжело. — Скажи мне, куда ты ранен? Старик прикрыл глаза и затих. Пособирался с силами, всё-таки ответил: — Наконечник стрелы в спине, застрял в рёбрах. Кровь в груди. Трудно дышать. Давит. Вильяра сосредоточенно нахмурилась, прикусила губу — немного подумала и приняла решение. — Латира, я сейчас уберу стрелу и дурную кровь, затворю жилы, ты немного отдохнёшь, а потом мы погрузим тебя на Юни и отвезём в дом. Возражений со стороны пациента не последовало. Ромига тоже помалкивал. Он умел исцелять раны, но пока решил ограничиться ролью наблюдателя. А Вильяра, под тихий напев, утоляющий боль, осторожно вытащила Латиру из ямки в снегу, раздела до пояса и, подстелив куртку, уложила его на живот. Добыла из своей котомки замшевый чехол, развернула — внутри оказался набор простых, грубовато сделанных, но вполне годных хирургических инструментов. Достала ещё бутылочку тёмного стекла, выдернула зубами пробку — в морозном воздухе неожиданно знакомо, остро запахло спиртом — протёрла руки и кожу вокруг раны на спине старика. Только после этого колдунья внимательно прощупала рану. Латира расслабил мышцы, буквально растёкся, чтобы облегчить ей задачу, и не издал ни стона. То ли песня была хороша, то ли выдержка, то ли то и другое сразу… По разумению нава, старику здорово повезло. Стрела ударила по касательной и не в полную силу: или на излёте, или пробивала магический щит, вошла в тело относительно неглубоко и застряла. Древко не отломили, а выдернули, плохо закреплённый наконечник остался внутри. Видимо, плевра повреждена остриём или надломом ребра, но лёгкое цело. Кровотечение не сильное, гемоторакс развивался постепенно и свалил раненого с ног далеко не сразу. Любопытно, откуда Латира пришёл: ни малейшего следа на снегу он не оставил. Понятно, что «морозную дымку» здесь умеет не одна Вильяра, и этот колдун тоже таился. Уходил от погони? Оторвался, или ещё догонят, и предстоит разбираться с «хвостом»? Запросто, даже с удовольствием, но давайте, в другой раз… Вильяра оперировала быстро и умело. Эрли справился бы лучше, сам Ромига, без магии — точно, нет. А мудрой явно не в новинку было латать раны в походных условиях, на снегу. Как и обещала Латире, она извлекла наконечник стрелы — обсидиановый, между прочим — и зашила рану. Замазала шов чем-то густым и тёмным, налепила сверху полоску растрёпанных в мочало растительных волокон. После заклятием, вроде микропортала, вывела на снег кровь из плевральной полости. Юни и второй зверь, крутившиеся рядом, тут же вылизали красно-розовое пятно до белого. Вильяра проверила у пациента пульс, зрачки, и под ещё одну заклинательную песнь укрыла лежащего своей курткой, которую скинула безо всяких раздумий. Ладно, в доме, но в снегах-то — даже смотреть холодно! А колдунья, как ни в чём не бывало, мыла руки и умывалась снегом. Протёрла и убрала в котомку свой целительский инвентарь. Ещё раз проверила состояние старика: живой, дыхание стало глубже и ровнее. Тихо позвала: — Мудрый Латира? Не спи, щуры уведут. Тот нехотя приоткрыл один глаз: — Да здесь я, малая. Сейчас ещё немножечко отдохну… — Лежи, молчи и заживляй раны. Ждём. Нимрин, скажи, ты умеешь делать снежные убежища? Ромига припомнил свой особенно неудачный экзерсис на тему иглу: — Меня этому учили, но опыта мало. И не на склоне… Опасаюсь, что построенное моими руками в самый неподходящий момент рухнет нам на головы. Ты думаешь заночевать здесь? Вильяра поёжилась: холод её всё-таки донимал. Встала, огляделась, понюхала воздух. — Думаю. Ненастье идёт с гор. Налегке, под уклон мы успели бы добежать до дома Лембы. Но быстро везти Латиру сейчас нельзя. Я позову охотников, и будем делать стоянку. — Зови их, а я тебя пока немножко погрею, — нав расстегнул комбинезон и прижал женщину к груди, кожа к коже, крепко обвил руками. Вильяра тихонько рассмеялась: — Скажи лучше, сам погреешься, мёрзлый уголёк Ромига. Хотела бы я увидеть мир, откуда ты родом. Любопытно, что за место, где разумный, взрослый, грозный воин — еле держится на лыжах и не умеет строить из снега? — Ха, у нас есть места, где лето круглый год, и так жарко, что вода вообще не замерзает. Там тени исчезают в полдень, потому что солнце проходит точно над головой. А есть места, где вечные снега никогда не тают, слёживаются во льды, и ледяные реки текут в море. Там солнце ходит низко, полгода — день, полгода — ночь, и круглый год — зима. А в угодьях, где я жил дольше всего, есть и зима, и лето, но всё равно, по-вашему, очень тепло… Скажи, сейчас зима? — Да, Нимрин, начало зимы. — А почему такой длинный день, и солнце так высоко? — Так скоро же высокое солнцестояние! После него день станет убывать, пока не сравняется с ночью. Около зимнего равноденствия будет самое маленькое солнце и самая тёмная луна. После солнце начнёт расти, луна светлеть, но день продолжит укорачиваться. От зимнего равноденствия до низкого солнцестояния — самая глухая и лютая зима, время снов. Потом день станет удлиняться, солнце — расти быстрее и греть сильнее. Придёт весна с паводками, высокими приливами и пробуждением вулканов. Позже большое солнце и светлая луна позовут к себе зелень, ростки пронзят снег, снег растает, и наступит лето. Макушка его — после равноденствия, когда жар великого солнца ещё не ослаб, а день растёт… Вот не думала, Нимрин, что буду кому-то это растолковывать! — Почему? — Обычно матери объясняют детям про солнце и луну. В голосе колдуньи послышалась печаль, и Ромига не стал деликатничать, задал прямой вопрос. — У тебя нет детей, мудрая? Вильяра ответила сухо: — Нет, и не будет. Когда меня выбрали, я ещё не знала мужа. А потом я отсекла и похоронила свою родовую ветвь. Стихии приняли её вместе с моим прежним именем, чтобы после посвящения в мудрые наделить меня колдовским даром, здоровьем и годами жизни всех моих нерождённых потомков. Ромига присвистнул: — Ты что же, бессмертная? — Нет. Но мы, мудрые, стареем в десятки раз медленнее остальных охотников и очень трудно умираем. Маловато радости в голосе! Нав даже отстранил женщину от себя, чтобы заглянуть ей в глаза. В родном мире он встречал магов, готовых продать всё и вся за возможность продлить свою жизнь хотя бы вдвое. Не из навов, естественно. — Скажи, Вильяра, оно того стоило? Колдунья покачала головой: — Чтобы хранить клан, да. Врождённого дара мало, чтобы превозмочь буйство стихий. Колдун без посвящения не усмирит паводок, не отведёт в сторону лавовую реку. И мудрые-то не справляются, гибнут. Так погиб прошлый хранитель клана Вилья.., — Вильяра мельком глянула на небо и осеклась, мягко отпихнула Ромигу от себя. — Прости, Нимрин, договорим потом. Я зову охотников и начинаю искать место для стоянки. А ты со зверями пока посторожи Латиру. Мудрая сосредоточилась, посылая зов. Вернулась в реальность, болезненно поморщилась, потёрла виски. — Щуровой тропой, через жерло вулкана, ледяной лабиринт и звериную задницу! Когда же это пройдёт, наконец! Солнце нырнуло за отрог, и сразу стало темно и холодно. Лежавший пластом Латира завозился, начал осторожно приподниматься. — Малая, забери куртку, я уже в состоянии натянуть свою, — старик встал на четвереньки, опустился на пятки, медленно, опираясь руками, выпрямил спину. Вильяра возмущённо шикнула, он ответил улыбкой, — Какая же ты выросла красавица! Прости, что я тогда не смог отстоять другой выбор, сохранить тебя для Лембы. Моя воля, посвятил бы Стиду из дома Муни. Вильяра оскалила клыки: — Стиду? Мудрый Латира, после трёхлетнего молчания твои речи звучат для меня неразрешимыми загадками. Я рада буду их поразгадывать, но позже, в безопасном месте. Давай уже сюда мою куртку. И одевайся сам скорее. Помочь? — Нет, справлюсь. Старик оделся и снова лёг. Оба зверя без команды устроились с двух сторон, охраняя его и грея. Вильяра надела лыжи, покатилась вниз. Приглядевшись, Ромига увидел две маленькие фигурки на дне долины, ещё три — на разных склонах. Рассредоточившаяся группа вновь собиралась. Скорость, с которой охотники обустроили лагерь, впечатляла. Три иглу выросли, будто по волшебству. Отличий от эскимосских снежных домиков Ромига не заметил ни издали, ни когда спустился вниз вместе с Латирой и зверями. Раненый ехал на Юни: не на буксире и не сидя верхом, а лёжа вдоль хребта. Идти Латира вряд ли бы смог, и уж точно, это не добавило бы ему здоровья. Нав не стал надевать лыжи, шагал рядом, подстраховывая горе-ездока, чтоб не свалился, но старик даже в полубеспамятстве держался на звере, будто репей. Ромига видел, как ему больно и худо, и с трудом давил искушение — позадавать вопросы. Но не тот случай, когда выгодно пользоваться чьей-то слабостью: Вильяре этот тип, очевидно, дорог, да и самому Ромиге, скорее всего, пригодится живым-здоровым, и не в обиде на нава. Старик заговорил первым, пробормотал чуть слышно: — Не мой Иули, другой. Жаль. Тут уже можно было поддержать разговор: — Мудрый Латира, ты уже встречал кого-то, похожего на меня? Старик улыбнулся, не открывая глаз: — Две чёрноягоды с одного куста, так похожи. Ромига хотел уточнить, что он всё-таки Нимрин, а не Иули, но не стал: новое прозвище было созвучно слову «тёмный», от подобного именования навы не отказываются. — А давно ты его встречал? — Давно. Десятки зим тому назад. Пять десятков, десять десятков… Устал я их считать. Ого! Этот серенький сморчок как бы не старше самого Ромиги. И похоже, говорит правду и про годы, и про знакомого тёмного. — Скажи, а где ты встречал того Иули? — Мы познакомились на изнанке сна, по другую сторону звёзд. Потом однажды я встретил его на Арха Голкья. Он жил там тайно. Долго, несколько зим. — Жил? А сейчас? — А потом ушёл. — Куда? — Не знаю. В дальние, неведомые миры. Или к своим тёмным щурам. Он был мне другом, я хотел его найти, искал — не нашёл. — Может, он говорил тебе своё настоящее имя? Или тебе снилось, как его называли дома? — Нет. Он не говорил, я не спрашивал. А ты пришёл по его следу? Разыскиваешь? Ромига провалился в снег выше колена, отстал, надевая лыжи, которые тащил в руках, догнал и ответил: — Ты ещё не слышал, мудрый Латира, но это не тайна. Я сам не знаю, как свалился на Голкья. С неба — в снега. С отбитой памятью, почти без колдовской силы. Если где-то в мире живёт мой сородич, я хотел бы с ним встретиться. Надеюсь, он поможет мне вернуться домой, или хоть чем-то поможет. — Если другие тёмные живут на Голкья, я ничего о них не знаю. Жилище моего Иули стоит пустым. Спускались на дно долины медленно и осторожно, зверь Юни буквально плыл по-над снегом, но раненого всё же растрясло. Латира не стонал, не корчил страдательные гримасы — просто прикрыл глаза, умолк и обвис тряпочкой. Ромига положил руку поверх судорожно вцепившихся в шлейку пальцев и — хуже не будет — запел одну из самых простых, «детских» заклинательных песен, из того же ряда, что Зимняя Песнь Умиротворения. Все жители Голкья знают, и Вильяра поделилась с Ромигой этим знанием: даже если не вкладывать колдовской силы, подобная песнь действует на любого охотника просто силой привычки. Латира с трудом повернул голову, заглянул наву в лицо: — Иули, ты целитель? Вопрос — неожиданный, и Ромига ответил довольно резко: — С чего бы? — Ты чувствуешь чужую боль, хочешь её утолить, ищешь способ, находишь. Нав отрицательно мотнул головой: — Я — воин. Лучше всего я умею убивать и причинять боль. А лечить — так, немножко… Помолчи-ка, мудрый, хочу довезти тебя живым хотя бы до стоянки. Латира дёрнул уголком губ: то ли гримаса, то ли намёк на улыбку, и снова поник. Они уже почти пришли, Вильяра ждала у входа в иглу. Колдунья бережно сняла раненого со звериной спины, заглянула в глаза, проверила пульс и утащила Латиру внутрь жилища. Ромига забрался следом. Иглу, как иглу: крепкий, надёжный снежный купол, не то кособокое безобразие, из-под обломков которого пришлось выбираться посреди ночи, вопреки планам нава и его подружки на ту самую ночь… Кто-то, пыхтя, полз следом, нав посторонился. Из узкого входного лаза показалась звериная башка, по рваному уху и размеру Ромига опознал Юни. Зверь виновато щурился, прижимал уши, однако упрямо полз внутрь. Вильяра глянула строго, но потом позвала: — Ладно, Юни, иди сюда, будешь греть. Получив разрешение, зверь неожиданно легко просочился в узкий лаз и сразу занял пол-иглу. Много-много лезущей в глаза и нос шерсти, пятидюймовые когтищи — Ромига вжался в стену, чтобы случайно не затоптали. Зверь шумно вздохнул и растянулся вдоль противоположной стены эдаким мохнатым диванчиком — снова стало просторно. Латира и Вильяра опёрлись на тёплый бок спинами, полусидя, полулёжа, наву тоже оставили место, но он устроился напротив мудрых, внимательно их разглядывая. Да, Латира здорово отличался от Вильяры и других знакомых Ромиге охотников. В полтора раза мельче, кожа не атласно-белая, а сероватая, черты лица более тонкие, по светлой подпуши меха — будто бы пеплом припорошенная ость. Приметы возраста и нездоровья бросались в глаза, и всё же не сильнее, чем у стариков дома Лембы. Дышать раненый старался пореже, поострожнее, но болезненная синева с губ уходила. Кажется, обошлось без нового кровотечения. Вильяра тусклым от усталости голосом попросила: — Нимрин, сходи, посмотри, еду готовят? Ромига уловил в её тоне фальшь, фыркнул: — Хочешь наедине побеседовать с мудрым Латирой, так и говори. Колдунья сердито прищурилась: — Да, хочу. И есть я тоже хочу. А ты — нет? Нав выгреб из кармана остатки орехов и сунул ей в руку. — Малая, не гони парня, — неожиданно вступился за него Латира. — Ужин нам охотники и так принесут, когда будет готово. Я должен многое тебе рассказать, и тёмный пусть послушает. Он ведь на твоей стороне? Вильяра ухмыльнулась: — Надеюсь, — и разделила орехи поровну на троих. Пожевали молча, потом колдунья, тяжело вздохнув, засобиралсь на выход: — Посидите пока тут, вернусь — буду слушать… Юни, лежи, грей! За снежными стенами наступал вечер, и внутри иглу всё стало синим, будто под водой. Двуногие и зверь успели надышать немного тепла, Латира, кажется, задремал, да и нава разморило. Он перебрался под бок Юни, устроился поудобнее. Зверь чуть повёл ухом и больше никак не реагировал, мерно посапывая во сне. Появилась возможность для передышки — отдыхай, потом может стать не до отдыха: все присутствующие оказались верны этому правилу.
Мудрой клана Вилья было тревожно и муторно, скорая перемена погоды давила, но не только. Словно кто-то разбередил стихии, и назревало нечто, сверх обычного ненастья. Вильяра не могла одновременно петь «морозную дымку» и лечить. Защита от чужих взглядов рассеялась не сразу, и собираясь вместе, охотники почти не оставили следов. Однако три иглу и костерок, на котором готовили еду, следовало прикрыть понадёжнее. А ещё перекинуться парой слов с каждым участником рейда: вслух, пока голова не треснула от безмолвной речи. Охотники бегло прочесали долину Кривого ручья и отроги над ней, заглянули в соседние долины. Смотрели в оба, но не заметили никого, кроме обычной в это время года и совершенно непуганой живности. Следов двуногих не обнаружили: старого прошмыги с ярмарки, кстати, тоже. Мало ли кто ещё умеет «морозную дымку»? Заклятие под силу не одним лишь мудрым, хотя не всякий доходит до тонкости, которую знахаркиной дочери давным-давно растолковал Латира: «Когда твой след пересекает другой, позаботься, чтобы стихии не изгладили оба». Но нет, подозрительных мест, где исчезают все следы, тоже не нашлось. Вероятно, в долину Кривого ручья беззаконники просто не заходили: обитаемых домов и пригодных для жизни пещер в этой стороне нет, так что, вроде, и незачем. Колдунья дозвалась Лембы и сообщила, что решила переночевать в снегах. Убедилась, что в доме кузнеца и вокруг всё тихо, и у соседей тихо. Зато разведчики подтвердили, что её прежний дом у Синего фьёрда вновь заселён, и народу там сейчас не меньше, чем до морового поветрия. Похоже, у беззаконников два основных логова: там и на ярмарке. Оба невдалеке от моря, оба удобны, чтобы наглухо перекрыть тракт. Вильяра в который раз подумала, не послать ли зов по очереди всем троим Наритьярам? Но после ледяной ловушки и беседы с наставником, тогда же, в круге, ей отчаянно не хотелось общаться ни с ним, ни с его присными. Посылая зов, во-первых, приоткрываешь двери разума, а во-вторых, очень ясно указываешь, где ты. Что может быть хуже? Даже столкнуться с враждебным колдуном нос к носу, во плоти — и то безопаснее. Оставшееся время до ужина мудрая посвятила установке щита от всех неприятностей, какие только смогла измыслить. Небо быстро затягивало, но редкие снежинки и порывы ветра, первые предвестники бури, не помешали охотникам доварить походный суп и с удовольствием поесть горячее — пургу-то придётся пережидать на сухомятке. Вильяра перелила треть в котелок поменьше, взяла пузыри с растопленной водой и утащила в свой иглу. Там было темно, и все спали. Колдунья зажгла маленький масляный светильничек, тихо окликнула: — Мудрый Латира, Нимрин, просыпайтесь, еда! Нимрин распахнул вовсе не сонные глаза: умению воина мгновенно возвращаться в действительность позавидовал бы мудрый. Латира привстал и охнул, потревожив рану. Юни шевелил носом, принюхиваясь, но умный зверь давным-давно усвоил, что в снегах, вне дома, четвероногие сами добывают себе корм. Перед ненастьем и во время него ничего не наловишь, поэтому лучше поберечь силы на после пурги. Благо, двуногие пустили в тёплое логово. Может, и котелок за собой вылизать дадут…
В рейде — никаких отдельных мисок, никаких застольных ритуалов: черпали ложками прямо из котелка, спешили, пока не остыло. Густое варево оказалось вкусным, Ромига с удовольствием употребил бы его в одно лицо — ой, нет, не влезет! — ещё и невероятно сытным. Кажется, приправы слегка тонизировали, или нав словил неплановый эффект из-за разницы метаболизма? Латира после недолгого сна выглядел заметно бодрее, а Вильяра за это время, наоборот, осунулась. Облизнув ложку, старик спросил: — Какие новости, малая? — В доме моего отца — логово беззаконников. — Да, я шёл мимо, видел, и как раз хотел сказать. Тебе известно, малая, что пришлый купец Вильгрин и его южане предали и убили кузена Лембы со всеми его обозными? Вильяра сверкнула глазами, свирепо оскалила клыки: — Знаю, а вот что творится, мудрый, на твоей ярмарке? Я была уверена, что ты крепко держишь свой сброд в руке. Потому и не лезла к тебе, когда ты закуклился, будто летний зверь в берлоге, и перестал отвечать на зов. — А моего сброда на ярмарке уже почти не осталось. Кто в полынье утонул, кто в пургу заблудился и замёрз, кого шерстолап затоптал, кого звери порвали — чисто случайно. Я пытался разобраться, что происходит, пока один твой старый дружок-травник не всадил в меня стрелу, а десяток пришлых устроили загонную охоту. Тогда я решил уходить. Ромига слушал очень внимательно и понимал, что старик не лжёт, но очень сильно недоговаривает. Скрытничает — или просто подогревает любопытство слушателей? Нав переглянулся с Вильярой: она, видимо, тоже почуяла умолчания и не желала бродить вокруг да около. Колдунья сурово нахмурилась, привстала, тень метнулась по снежным стенам: — Мудрый Латира, по праву хранительницы клана Вилья, требую: расскажи мне всё, что ты скрывал со дня моего посвящения. Расскажи без утайки, по порядку, с самого начала. Старик развёл руками, широко, искренне улыбнулся: — Молодец, малая, так и надо! Только начну я не с твоего посвящения, а сильно раньше. Ты сама знаешь, Нари Голкья изобильна и обширна, а охотников здесь живёт не слишком много. В старых домах рождается мало детей, и даже когда все выживают, и взрослые зимуют без потерь, число двуногих с годами не растёт. Поэтому на Нари Голкья издревле с открытыми дверями принимали всех пришлых. В одну зиму младший слуга мог стать старшим или войти в число родичей. Так было, когда пришлых не набегало слишком много зараз. Зуни наверняка рассказывал, как в годы его молодости выходцы из кланов Руни и Сти потеснили Вилья на север, захватив несколько домов? Это была законная усобица, летняя, мудрые позволили охотникам помериться силой, а после — замирили. Следующие три лета старые и новые дома толкались боками, делили угодья. Драки чередовались с переговорами, место этих переговоров как раз постепенно и стало ярмаркой. Бухта, удобная для летних мореходов, лёгкие пути круглый год, много мелких пещер, в которых трудно зимовать, но хорошо жить в тёплое время года, мастерам — делать себе временные мастерские, а купцам — хранить товары. Многие мудрые гостили там. Меня старый Вильяра пригласил отдельно: обустроил одну из пещер, открыл ближайшие Зачарованные Камни, попросил постоянно приглядывать за порядком на ярмарке. Мне понравилось и место, и предложение, я его принял с благодарностью. Впервые после падения Лати Голкья другой мудрый доверил мне нечто существенное. Знаю, кое-кто из мудрых, частых гостей ярмарки, были против, но старый Вильяра распоряжался в своих угодьях с полным правом, по уму и по закону. Пока он был жив, никто его решение открыто не оспаривал. Латира замолчал: начав свой рассказ, он увлёкся, а говорить-то пока было тяжело. Вильяра заботливо подала ему кружку с водой, подождала, пока отдышится, напьётся, и только после этого высказала недовольство: — Ты пока не сообщил мне ничего нового, мудрый Латира. Живя на ярмарке, я не могла всего этого не знать. — Однако же наберись терпения, малая. Ты-то знаешь, а твой тёмный — вряд ли, а это важно. Тем более, скоро я открою вам тайны, которых не открывал никому из ныне живущих. Может, и сам предпочёл бы оставаться в неведении… Вильяра, ты помнишь, с чего началось поветрие в вашем доме? — Маму внезапно залихорадило, но она не могла знать, что это так заразно, и так смертельно. Иначе она затворилась бы в своих покоях наглухо и, возможно, уберегла дом… — Значит, тебе она так ничего и не рассказала. Ну что ж, теперь ты — мудрая Вильяра, тебе по силам груз знания. Твоему предшественнику и мне твоя мать открыла, что заразилась этой болезнью на изнанке сна, по другую сторону звёзд. Из ночи в ночь её мучил один и тот же кошмар: поселения некого неведомого мира, охваченные смертельным поветрием. Умирающие звали на помощь, плакали и молили, но там было уже некому помогать им. Ты знаешь, как трудно целителю отвергнуть подобный призыв, а твоя мать была великой целительницей. С каждым новым кошмаром она уходила по дороге сна всё дальше, погружалась в материю чужого мира всё глубже, пока зараза не зацепила её. Глаза Вильяры стали огромными, как плошки, налились слезами, она воскликнула: — Так не бывает! Латира печально покачал головой: — К сожалению, бывает. К счастью, исключительно редко. К мудрым не липнет почти никакая зараза, а другим одарённым обычно не хватает сил зайти так далеко. Твоя мать была очень сильна, именно с ней беда могла приключиться сама собой. Целительницу мог призвать и притянуть обезумевший от горя и ужаса одарённый из того мира. Однако старый Вильяра утверждал, что её сбросил в этот кошмар и раз за разом толкал вглубь кто-то из уроженцев Голкья. Это жуткое беззаконие, а по силам оно лишь мудрому. Старый Вильяра поделился со мной своей догадкой, но доказательств у него не было, и он не решился созывать Совет Мудрых. Мы искали следы, я продолжил поиски и после исчезновения твоей матери, и после гибели моего друга в паводке. Теперь я знаю, что позже в том мире нашли лекарство от болезни, знаю, как она распространяется — дом твоего отца ныне безопасен. Нового поветрия на Голкья не будет, если кто-то снова не принесёт заразу. Только беззаконного колдуна я так и не поймал, зато он однажды едва не изловил меня. С тех пор на изнанке сна меня подстерегает смертельная западня — нутро ледника. Вильяра переспросила: — Ледяной лабиринт и сосульки-шипы? — Именно так, малая. Ты тоже видела это место и ушла живой? Молодец! Ромига задал свой вопрос: — Мудрый Латира, как ты думаешь, старый Вильяра погиб сам, или его подстерегли и убили? Спросил и почувствовал, что для старика боль потери ещё остра, хотя внешне тот не подаёт виду. — Тёмный, ты хоть раз видел, как взламывают ледяные заторы на реках? Мой друг поступил рисково, выйдя на ту проклятую запруду, но с берега мы её разбить не смогли, а ждать, пока вода промоет путь сама, невозможно. Мудрый рискнул ради своего клана, как заповедано, и не сумел превозмочь стихию. А тела не нашли. Даже если он уходил изнанкой сна, когда рухнул затор, и если попался в ту же самую ловушку, я не могу знать этого наверняка. Я ответил на твой вопрос, тёмный? Ромига кивнул, Вильяра еле слышно выдохнула: — Мог бы выйти на лёд вместе с другом или вместо него. Латира сжался, будто от боли. — Мог бы! Знал бы наперёд, вышёл бы вместо него. Даже если пришлось бы этого упрямца связать. Но я никогда не был настолько силён в предсказаниях. — А кто промышлял гаданием на ярмарке? — А твой наставник не объяснил тебе, что гадания по стихиям — одно, а быстрые предсказания — совсем другое? — Объяснял. Кстати, о моём наставнике. Как вышло, что им оказался не ты, а Наритьяра? — Подай воды, малая, иначе я прямо сейчас тут помру от позора. Если кратко, так вышло потому, что я, дурак, сам себя перехитрил! — А поподробнее? — Когда старый Вильяра погиб, я взял заботу о клане на себя. Больше некому, а мне — едва по силам. Но я выстоял, вытянул всё, что мог, и чуточку сверх того. А потом Зачарованные Камни почти перестали питать меня силой, и я понял, что жизнь иссякает, щуры зовут. В любом случае, я не мог наследовать Вильяре, мудрые объявили сбор, чтобы посвятить кого-то молодого. Я уже потихоньку обучал Стиду — старый Вильяра при свидетелях не называл его преемником, но выделял. Стида — третий сын своего отца, и дом Муни вряд ли когда-либо перейдёт под его руку. У него никогда не ладилось их домашнее ремесло, но он удачливый охотник и не слабый колдун. Сама знаешь, купец из Стиды, в итоге, получился отменный, Муни теперь на него не нарадуется, а тогда мечтал сбыть с рук. Я уверен, в мудрых Стида был бы хорош. Но мне тогда почти единогласно возразили, что Стида слишком стар для посвящения и обучения, что у него есть дети, а значит, сила его родовой ветви поистрачена, могущества он не обретёт. Большинством голосов приняли решение выбирать из самых юных, из вчерашних подростков. Я много спорил, и однажды ляпнул сгоряча, что не стану обучать никого, кроме Стиды. Но выбрали не Стиду, а тебя, меня же поймали на слове: «Сказал, не станешь обучать, значит, и не будешь!» Вот тогда Старший Наритьяра неожиданно вызвался быть твоим наставником и временным хранителем клана Вилья. Многие удивились: он родом издалека, никогда не ладил с твоим предшественником и мало искусен в наставлении молодых. Но его личное могущество и мощь его клана заградили уста спорщиков. А я, при новом хранителе, который меня терпеть не может, разом оказался тут на прошмыгиных правах. Наритьяра милостиво позволил мне доживать остаток жизни при ярмарке, но строжайше запретил покидать её пределы. Закрыл от меня все Зачарованные Камни, кроме одних, с самым дурным норовом: того древнего щербатого круга на Ярмарочной горе. Пригрозил, что и эти закроет, если я в чём-то нарушу его волю в угодьях клана. Мало того, он взял с меня смертную клятву, что я не стану говорить с тобой ни устно, ни безмолвно, пока ты не закончишь обучение. Голос старика звучал глухо, отрывисто, взгляд застыл в одной точке. Вильяра перебила: — И ты согласился? Латира, я слышу, что ты не лжёшь, но зная тебя, мне трудно поверить твоим словам. — Ты ещё не поняла, малая? Я сел в яму на колья. Мне было запрещено путешествовать угодьями клана, а на изнанке сна меня караулит смерть. Я до сих пор надеюсь и не оставляю усилий освободить свои сны, но пока не преуспел. Да, летом я мог напроситься на ладью к мореходам, но куда мне плыть? Зачем? Силы тают, дни сочтены, никто нигде меня не ждёт. Я — неудачник, потерявший свой клан, угодья, уважение большинства мудрых, друга — старого Вильяру… Ты скажешь, я поддался унынию, и будешь права, малая. Но Старший Наритьяра, правда, крепко меня обложил. Кстати, он не подтвердил полномочия, данные твоим предшественником. Ярмарка — никаким краем больше не моя. Очень скоро там стало не протолкнуться от бродячих Наритья и беженцев с Арха Голкья. Они до поры вели себя очень смирно, но под рукой их держал уже не я. Когда ты доучилась, мудрая Вильяра, я очень ждал, что ты посетишь эту часть своих угодий и наведёшь порядок. — А почему ты не искал встречи сам? Почему не позвал, не передал весточку? — Я боялся, не доверял никому, и я не могу об этом говорить. — Ещё одна смертная клятва? — спросил нав. Что-то в Латириной истории его крепко царапнуло… Нет, даже не в самой истории, а нечто из его собственного, напрочь забытого прошлого. По ассоциации, старик и смертная клятва, и что? Латира молча кивнул, Вильяра зарычала сквозь сжатые зубы. — Я думала, ты смелый, Латира. Думала, тебе давно нечего терять, а потому — нечем грозить. — Нет, малая, мне есть, что терять. Пока я не передам другому мудрому мою тайну… Вот пока я этого не сделаю, я не имею права уходить к щурам. Жизнь мне дорога, и угроза ей — не пустая угроза. — Старший Наритьяра хотел вытрясти из тебя эту тайну? — Нет, он добивался моего молчания и невмешательства в некоторые его делишки. О тайне он просто ничего не знает, и не должен узнать. Я десятки зим думал, не довериться ли Нельмаре, хранителю знаний, но даже ему — не решился. Почти собрался открыться твоему предшественнику, но не успел. Я готов рассказать тебе, мудрая Вильяра. — Как любопытно: ты не видел меня три года, и ты мне вдруг доверяешь? — Я вижу тебя, я слышу тебя, я знал тебя до посвящения и знаю твои нынешние дела в клане. Новости на ярмарку стекаются отовсюду, я умею их слушать. А главное, выгода, которую может принести новое знание, не так велика для мудрых Вилья, чтобы утратить рассудок и осторожность. — Осторожность? Это ты про кого-то другого, Латира. У меня её нет и не было, так все говорят. — Значит, остаётся рассудок, и твои молодые лета сохранили его гибким. Это важно!
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Название: Из-под снега (История с фотографией, часть 4), продолжение Автор: chorgorr Персонажи: нав и местные Категория: джен Жанр: драма, ангст, экшн Рейтинг: R Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром Краткое содержание: Так куда же всё-таки занесло Ромигу? Предупреждения: попаданец, амнезия, сомнительное согласие, ксенофилия, каннибализм... Список будет пополняться, поскольку текст в процессе.
12.07.16Они миновали каменные ворота, и два менгира сомкнулись в несокрушимый монолит. Вильяра велела Ромиге подержать руки на Камне и спела заклятие-замок. Только после этого поймала взгляд чужака и веско сказала: — Ромига, не отчаивайся! Зачарованные Камни капризны. Они даже мудрым не всегда дарят силу. Ты вошёл и вышел… Он перебил чересчур ровным голосом: — С тобой. Пустой. — Это был твой первый раз. Неужели, ты не хочешь надеяться? — Я не надеюсь и не отчаиваюсь. Я рассчитываю только на то, что при мне наверняка, — он протянул ей руки ладонями вверх, длинными, узкими, обманчиво хрупкими, но их железную хватку колдунья уже знала. — А всё остальное, — улыбка чуть тронула губы. — Пусть это будут приятные неожиданности. Вильяра тепло улыбнулась в ответ, положила свои ладони поверх его. — Когда Лемба притащил домой нечто не совсем живое, я подумала, что получится забавная игрушка, лекарство от зимней скуки. Как же я рада, что ошиблась, что очень сильно недооценила тебя тогда! Ты был тяжело ранен, но сберёг достаточно, чтобы выжить и жить. Теперь я хочу видеть тебя в единстве и полноте духа. Я сделаю для этого всё, что смогу. Я, Вильяра, сказала это в зачарованном кругу. Я повторяю это ещё раз в угодьях Вилья. Он долго смотрел своими чёрными угольями, чуть склонив голову к плечу, потом сказал: — Имей в виду, мудрая! Я, в единстве и полноте, наверняка захотел бы тебя сейчас прибить. И за игру в куклы в начале нашего знакомства. И за сегодняшнее приключение с Камнями. Мне кажется, ты там серьёзно напортачила. От неумения, от самонадеянности, не знаю. В общем, я, вероятно, поубивал бы тебя немного, потом стал жалеть и утешать. А такой, как сейчас, я просто буду выполнять наш договор и ждать, когда весна придёт. И задавать вопросы, много-много вопросов о Голкья. Ты готова отвечать, мудрая? — Да, я буду отвечать на твои вопросы, Нимрин. Ты помнишь, что при всех тебе лучше отзываться на это прозвище? — Помню. Не беспокойся, я не впервые называюсь разными именами и прозвищами. Дома это было моё любимое развлечение. Так что зови меня Нимрином наедине и при всех, я не обижусь, а ты не запутаешься.
Зачарованные Камни почти не дали наву подходящей магической энергии. Но после визита к ним с Ромигой всё же произошло нечто полезное: воспоминания начали проявляться стремительно, будто картинки на фотобумаге. Сотни имён, лиц, событий отнюдь не короткой, богатой приключениями жизни… Кое-где зияли лакуны, но перерывы в биографии неизмеримо лучше, чем полное её отсутствие. Правда, обвал ярких воспоминаний напрочь задавил и без того примороженные чувства. Ромига разговаривал с Вильярой, но был не вполне здесь и сейчас… Они с колдуньей шли куда-то, хорошо бы в дом. Хорошо бы поесть и побыть в покое, ещё раз пересобрать себя заново… А вон Лемба навстречу бежит… Кстати, работа в кузнице тоже очень хорошо ставит мозги на место… Нет, сначала всё-таки еда… Лемба выкрикнул скороговоркой, подбегая: — Вильяра, куда вы пропали? Младший Наритьяра не смог дозваться тебя и перед рассветом прислал зов мне. Сказал, Старший Наритьяра бесследно исчез этой ночью, то ли погиб, то ушёл за пределы мира. Средний просто упорно молчит. Младший знает, что твой наставник что-то собирался разузнать для тебя, и что ты сейчас в моём доме. Он сказал, что боится ходить по изнанке сна, но будет ждать твоего зова. Вильяра сердито фыркнула: — Подождёт! — пояснила. — Мы с Нимрином голодны, как стая кричавок. Зачарованные Камни хорошо пошутили над нами, я думала уже, застрянем там навеки. Может, и Наритьяра так же застрял. Кузнец сердито прищурился, глаза вспыхнули, шерсть встала дыбом от возмущения: — Я, твой назначенный преемник и второй по дару в угодьях Вилья. Я вопрошаю тебя, мудрая, зачем ты потащила Нимрина в круг? Камень даёт силу любому, кто просто прикоснётся к нему. Не много и медленно, зато безо всяких выкрутасов. Ты же просто хотела проверить, даст ли Камень что-то Нимрину? — О, как ты заговорил, Лемба! Уже почувствовал себя на моём месте? — льду в голосе Вильяры мог позавидовать айсберг. — Да мне вода в горне нужнее, чем твоё место! Я за тебя перепугался, сумасшедшая! — Лемба с размаху облапил колдунью, подхватил, закружил. — А ещё этот твой собрат по ученью… Мне показалось, он от страха трясётся, как студень. Вильяра на миг приникла к широкой груди Лембы, потом с некоторым трудом высвободилась из объятий. — Вероятно, Младшему Наритьяре есть, чего бояться, и он это знает.
Одинокий путник тайком пробирался вдоль тракта. Он держался мористее основной колеи и всех её ответвлений, шёл в обход самых длинных мысов, по снежной целине, между торосами. Четыре белых зверя провожали его, и не было на них ошейников, знака подчинения двуногим, но звери вели себя как домашние, сторожевые. Путник был стар и ранен: лёгкая добыча. Но песнь, которую он пел, не умолкая, отвращала от него внимание любого живого существа, кроме избранных и приручённых четвероногих стражей. Следы от лыж и от лап зверей исчезали, стоило сделать следующий шаг, а отзвуки ворожбы стихии забывали немногим позже. Старый колдун держал путь к надёжному убежищу и был уверен, что до рассвета доберётся туда, заляжет в берлогу, и его не найдут. На траверзе Кривого мыса он свернул ближе к берегу. Обогнул Высокий мыс морем и вышел на колею, которая спускалась с перешейка на лёд и пересекала узкий, глубоко врезанный в сушу залив. Цель пути старика лежала в глубине этого залива — и туда же, на заброшенную дорогу, сворачивал с тракта широченный санный след, очень недавний. Старик склонился над заиндевелой кучей шерстолапьего помёта: большой обоз проехал здесь не более двух суток назад. Звери беспокоились: фыркали, принюхивались, рыли и лизали снег. Присмотревшись, старик заметил капельки крови, ровными строчками рассеянные по ходу саней. Кажется, с удалением от мыса их становилось меньше. Старик тяжко вздохнул, ссутулился, опёрся обеими руками на длинное копьё. Постоял так, отдыхая и собираясь с мыслями, потом встряхнулся и побрёл к мысу. Звери убежали вперёд, и где-то за береговым взгорком вспугнули стаю ночных кричавок, не меньше дюжины. Самые умные крылатые, которые перезимуют удачно, давно попрятались по пещерам и впали в спячку, а припоздавшие уже не находят питательных корешков и плодов, потому обычно промышляют падалью. Откуда ей взяться на тракте, после недавно проехавшего обоза? Шерстолап околел? Только он достаточно велик, чтобы не увезти его с собою целиком. Картина, открывшаяся старому колдуну за перегибом дороги, потрясла его, несмотря на долгую и очень непростую жизнь. Да, шерстолапы здесь тоже были, аж два остова. А с кольев, на которых обычно подвешивают над огнём котлы, скалились сильно погрызенные кричавками головы четырёх охотников. Ещё не совсем черепа, но узнать уже почти невозможно, если бы не приметный, с рыжиной, окрас меха одной из голов. Старик подошёл ближе, вглядываясь в изуродованное лицо, окончательно убедился, что видит знакомого, и хрипло, горестно взвыл. Всё было не просто плохо, а гораздо хуже, чем он опасался. Настолько хуже, что некогда предаваться сожалениям о содеянном и не содеянном. Он осмотрел традиционное место ночёвки обозов, превращённое в бойню. Опытный следопыт быстро разобрал, что здесь произошло. Кого убили, понятно сразу. Кто убил, и как именно, тоже не вызывало сомнений: беззаконные убийцы напали на ничего не подозревающих попутчиков на ночлеге. Похоже, старик знал в лицо и по именам всех участников событий. Расслышал случайно, как заморский купец Вильгрин уговаривал Дюрана, подмастерье из дома Лембы, объединить обозы, и как торопил с отъездом. Позже колдун смотрел вслед уходящей веренице саней, дивился ледяной тяжести на сердце, не понимал, в чём причина, но погадать не мог, потому что сам уже прятался от убийц. Не было смысла задерживаться здесь дольше, делать что-то с останками. Мёртвым уже всё равно. Живые, увидев, осознают опасность и встретят её во всеоружии. А старик не намерен был оставлять лишних следов на своём пути. Он позвал зверей, но те увлечённо глодали кости и делали вид, что не слышат. Подстёгивать их ворожбой старый колдун не стал. Догонят потом, или нет, ну и пусть. Одному даже лучше, когда нужна полная скрытность. Он снова запел песнь, заметающую все следы, и двинулся вглубь материка по едва заметной под снегом летней тропе. Тропа петляла то по гребню, то по склону скалистого отрога, выдающегося в море Высоким мысом. И вела она почти к самому убежищу, наверняка уже занятому, но проверить, убедиться в этом старик посчитал необходимым. Конечно, потом он уже не доберётся без передышки до другой берлоги, но ещё одну холодную ночёвку выдержит. Первые следы двуногих старик заметил скоро и сразу удвоил осторожность, а через некоторое время понял, что убежище не просто занято, а всерьёз обжито и густо населено. Полежал на краю обрыва, наблюдая хозяйственное копошение на подворье справного, по многим приметам, дома. Прежде это и был дом: большой, богатый, до того, как неизвестная зараза выкосила почти всех его обитателей. Новых вселенцев не испугала слава мёртвого места, или кто-то из них знал про загадочную болезнь то же самое, что недавно выяснил старый колдун. Та зараза убила двуногих и сразу же умерла сама, жить здесь безопасно, не считая дурных снов. Но когда зима метёт в глаза, некоторые охотники способны пренебречь таким неудобством, как дурные сны. А уж беззаконники и живоеды… След обоза от тракта через залив был прекрасно виден: он заканчивался именно здесь. Да и сани ещё до конца не разгрузили. Спускаться вниз, проникать в дом — старик слишком устал и опасался быть пойманным. Жизнь была ему дорога, он хранил в себе слишком много тайн. Не для беззаконников, если вдруг сумеют вытрясти, не для щуров, если просто убьют. Однако по всему выходило, что пора разделить груз тайн с теми, кому он сам решит довериться. Насколько он знал, последняя из вымершего дома, а ныне мудрая клана Вилья, могла для этого подойти. В горле комом — горечь потерь, оскорблённая гордость и запоздалые сожаления, глаза защипало. Старый колдун заставил себя сосредоточиться и послал зов, очень надеясь, что посвящение не слишком сильно изменило знакомую бойкую девчонку, и она его услышит… Надеялся зря, не услышала.
27.07.16Лемба проводил в дом Вильяру и Нимрина, приказал накрыть для них стол. Пока Грисма заменял мастера в кузнице, глава дома желал поскорее поделиться с мудрой всеми новостями. С тех пор, как Вильяра назвала Лембу своим преемником, под сердцем могучего охотника поселился неприятный холодок, а в мыслях — разброд. Дела дома виделись теперь лишь частью от общих дел клана, о которых Лемба знал постыдно мало: не любопытствовал, не задумывался. А ведь однажды он уже принимал власть и ответственность, превыше разумения. Когда внезапно, безвременно погибли отец и дядя, и Лемба брал дом в свои руки… — Лемба, расскажи, что ещё у нас плохого? — прозвучало неразборчиво, Вильяра старательно жевала. — Почему сразу плохого? Очнулась Ирими. Зуни и Му сменяли меня у Камня, я поговорил с ней. Главное, она пережила… Думаю, рано или поздно всё с ней будет хорошо, — Лемба отчаянно жалел и кузена, и несостоявшуюся невестку. Охотница ему самому нравилась, хотя он старательно сводил с ней холостого Дюрана и преуспел. Но теперь снова копошились мысли, не пригласить ли в дом третьей весной третью жену? К весне Ирими непременно оправится… Вильяра ответила: — Я сделала всё, что могла, и надеюсь, этого хватит. Ирими что-нибудь рассказала? — Ну, как… Я побоялся её сильно расспрашивать. Она задержалась у матери, а когда доехала до ярмарки, кузена уже сорвал с места этот Вильгрин. Подруга Ирими, Скимпья из дома Крури хорошо слышала их разговор, я ей сам потом послал зов, переспросил. Кузен перед выездом рванул к Латире, чтобы тот послал мне зов, а Вильгрин его остановил, мол, некогда искать коптящий светоч ярмарочной премудрости, его никто не видал с вечера. Сказал кузену с важным видом, мол, я знаю Лембу. Мол, сам ему сейчас сообщу, что выезжаем. И лицо сделал, будто тужится по нужде, а потом пересказал кузену якобы мои слова. Кстати, мудрый Латира действительно пропал с ярмарки. И Скимпья говорит, там сейчас неспокойно. Мудрого нет, зато народу, будто в разгар осени. Откуда-то набежали пришлые охотники, которые ещё до первого снега отбыли восвояси. Все с серьёзным оружием, будто собираются на большую облаву. Даже длинный лук Скимпья у кого-то видела, обратила внимание на диковину. Спросила откуда? Ответили, с Арха Голкья. Я на всякий случай предупредил всех соседей, что по угодьям клана шныряют десятки, если не сотня-другая хорошо вооружённого сброда. Может, не все пришлые — беззаконники, но мало ли… А, ещё, Ирими рассказала, что кровавый след, по которому она не решилась идти, сворачивал к твоему бывшему дому, мудрая. Сама знаешь, это единственное годное для зимовки место в той стороне. Я велел разведчикам проверить и другие заброшенные норы. Где-то же вся эта погань живёт! На словах о бывшем доме Вильяра чуть не поперхнулась куском мяса. — Дом крепко-накрепко запечатан после морового поветрия! — Колдун запечатал, колдун открыл. В моём доме до прапрадеда жил совсем другой род. За зиму они вымерли от вертячки, многие так и сгнили внутри. Два или три года дом стоял пустым, но уж больно место хорошее, чтобы запустеть. Дом твоего отца был не хуже. — Одно дело, вертячка! Чтобы не заразиться, достаточно не есть рыбу, больных зверей и двуногих. Или хотя бы промораживать. Другое дело, зараза, которая разлетается по воздуху. — После вас никто не заболел, а времени прошло много. Если бы у меня был выбор: зимовать в снегу или зимовать в доме, где то ли гнездится зараза, то ли нет, я выбрал бы дом. А если вспомнить Арайю, некоторые выбрали соседний дом, не заразный. Похоже, их набежало очень много, и это меня беспокоит. — А меня больше беспокоит колдун. Оба мудрых, кого я подозревала, пропали, и непонятно, где их искать. Нимрин, который неторопливо ел и помалкивал, вообще был задумчив и рассеян, встрепенулся: — У меня на родине умеют найти любого. Нужна какая-нибудь частица тела: волосок, кровь, слюна, а также огонь и несложное заклятие. У вас так не делают? Вильяра взглянула на чужака с интересом: — У нас шлют зов или вопрошают стихии. Но если мудрый скрывается, то зов уйдёт в никуда, а стихии промолчат о нём. Не поймёшь даже, жив ли, мёртв ли? Нимрин, скажи, если у меня есть… Ну, например, клок шерсти моего наставника, ты мог бы показать, как ищут у вас? Чужак отрицательно покачал головой: — Я попытаюсь объяснить тебе, как это делается, но не хочу расходовать те крохи силы, что у меня остались. Давай, покажу на ком-нибудь вблизи, в пределах десятка шагов. Вот, хоть на мастере Лембе. Лемба знал по мудрому Наритьяре: колдовская учёба — это долго, неприятно, и объяснения такие, что голову сломаешь. Спросил с досадой, почти с обидой: — Воин Нимрин, в кузнице тебя сегодня не ждать? Нимрин кривовато ухмыльнулся: — Нет, мастер, чтоб не тратиться два раза, давай, я сразу научу вас обоих? А потом… Если ничего не случится, я пойду к тебе в кузницу.
Ромига всю жизнь, сколько смог вспомнить, обожал учиться и учить. По меркам Нави, он был молод и не достиг мастерства ни в одном деле, потому у сородичей, навов, пока только учился. А вот чужих… Кого и чему он только не учил! Например, челов — их же собственной истории. Но ещё ни разу Ромига не пробовал обучать магии на таких условиях: без возможности показать нормальную работу аркана, без общепринятой теоретической базы, на пальцах, буквально. В ином состоянии духа он бы, остерегаясь осрамиться, отступил перед сложностью задачи. Но нездоровое равнодушие и привычка ломиться сквозь препятствия дали поистине взрывоопасную смесь. Генетический поиск — простой аркан, в Тайном Городе его изучают одним из первых. Ромига начал объяснять и показывать, как объясняли и показывали ему, попутно уточняя местные магические термины, которые Вильяра напихала ему в голову в составе языка. Да, оказывается, колдунья щедро поделилась с пришельцем не только речью и кое-какими бытовыми навыками, но и приёмами сложения заклинательных песен Голкья. Ромига «вспоминал» целые блоки, правила их комбинации и готовые связки на разные случаи жизни. Будь у нава побольше магической энергии, он бы непременно опробовал и попытался адаптировать всю эту экзотику под себя. А пока самозваный учитель и двое учеников решали противоположную задачу, приспосабливая Тайногородский аркан для охотников Голкья. С учениками Ромиге, определённо, повезло! Без импровизаторских способностей и тонкой интуиции Вильяры, без въедливости, дотошности и основательности Лембы у них вряд ли бы что-то получилось. Но полдня не прошло, а охотники уже уверенно находили друг друга и нава в пределах ближайших коридоров и комнат. Дальше — разница чисто количественная: вдвое больше радиус охвата, в восемь раз больше магической энергии нужно закачать в аркан. Как только Ромига объяснил эту пропорцию, энтузиазм учеников разом угас. Вильяра по-быстрому прикинула и сказала, что вероятно, предел её колдовской силы — накрыть поисковым заклятьем угодья Лембы и ближайших соседей. Лемба возразил, что пересчитывать десятки шагов в дни пути нужно аккуратнее. Но и ученикам, и учителю было ясно, что без ухищрений с Зачарованными Камнями или объединения сил многих колдунов искать по всей Голкья у них не выйдет. Да и генетический материал от пропавших мудрых ещё пойди раздобудь! — Ну, и зачем мы столько времени потратили зря? — разочарованно выдохнула Вильяра. Поймала напряжённый взгляд нава, поспешила добавить. — Нимрин, ты был прекрасен в наставниках! Наритьяра никогда не учил меня так терпеливо и так понятно. Только мама, иногда, в хорошие дни. Я благодарю тебя за подаренное знание. Я чту слагателя новой заклинательной песни. Я обязательно найду ей применение. — А я уже знаю, как её применить, — сказал Лемба. — На любого охотника в угодьях дома мне как раз хватит колдовской силы. На раненного, заплутавшего в пурге, попавшего под лавину, потрявшего сознание, не владеющего мысленной речью. Но обоих Наритьяр и Латиру мы сейчас так не найдём. Вильяра, слушай, а может, ты просто пошлёшь им зов? Мало ли, почему Старший и Средний не ответили Младшему Наритьяре? Ромига не нашёлся сразу, что сказать на похвалу Вильяры: искреннюю, вот диво-то! Как же бедняжке не везло с прежними учителями, если косноязычный чужак ей прекрасен в наставниках! Нав промолчал и дальше не вмешивался в разговор, внимательно слушая кузнеца и колдунью, одновременно укладывая в голове всё, что успел понять о магии Голкья. Решил уточнить, спросил: — Вильяра, скажи, ваша безмолвная речь ограничена расстоянием? — Нет. Хранители знаний объясняют, что жилка силы связывает души знакомых охотников, тянется, растягивается, дрожит, но никогда не рвётся. — А чтобы разговаривать с дальним собеседником нужно больше силы? Насколько? — Ни насколько. Трудно докричаться лишь на другую сторону звёзд, на изнанку сна и в круг Камней, показавший норов. А посылаешь ли зов в соседнюю комнату или на Араха Голкья — не имеет значения, силы нужно чуть-чуть. Я обязательно научу тебя, Нимрин. Ты меня слышал, значит и сам сможешь говорить. А теперь погоди… Вильяра прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Да, малышу Рыньи до мудрой далеко: никакой испарины, бледности, закушенных губ и судорожно стиснутых кулаков. Через миг лицо колдуньи озарилось торжествующей улыбкой, колдунья распахнула глаза: — Латира нашёлся! Ответил мне! Я позвала его сюда, но он ранен и не дойдёт сам. Лемба, ты найдёшь, кого послать за ним? Он сейчас в верховьях Кривого ручья. Кузнец заметно напрягся: — Мудрая, ты уверена, что это не очередная ловушка? Вильяра нахмурилась, и тут же упрямо покачала головой: — Я не могу быть в этом уверена. Но он сказал, что он один, и вряд ли врал. Я пойду первой и буду готова ко всему. Твои охотники прикроют меня издали. А кстати… Нимрин, ты умеешь ходить на лыжах? Пойдёшь со мной? Ромига собрался, было, заявить, что похода к Зачарованным Камням ему на сегодня хватит с избытком. Но воля колдуньи увлекала за собой: еле заметно, легче легчайшего «заговора Слуа». Осознанное воздействие со стороны мудрой, или собственные инстинкты не велят удаляться от источника живительного жара? Ответить себе на этот вопрос нав пока не смог. Вслух он сказал, что на лыжах умеет и пойдёт, но в снегах его одежда будет чересчур заметной. Тунья и Аю взялись перешивать на него охотничью, но на примерку-то он вчера вечером не пошёл… — Не беспокойся об этом, я надёжно укрою нас всех от чужого взгляда. Ромига вспомнил, как легко смотрели сквозь его морок дружки Арайи, а они были обычными охотниками. — От взгляда мудрого — тоже укроешь? — Наставник Наритьяра не мог пронзить мою «морозную дымку», вряд ли сможет и Латира. Нав фыркнул: — Знаешь, Вильяра, я всё меньше понимаю, как тебя учили! Твой наставник чего-то действительно не мог? Или делал вид, что не может? Например, чтобы ты была увереннее в своих силах? Вильяра зло рассмеялась: — Увереннее в своих силах? Да он через слово ругал меня бессильной бездарью, из которой никогда не получится мудрой. Он врал мне в этом, я чувствовала ложь. И когда он думал, что я не слышу, он ворчал совсем другое: «Сила есть, ума не надо. Ум есть, не надо осторожности. Убьёшься, и лёгкого пути к щурам!». Мне было обидно и так, и эдак, но наставник не обязан щадить самолюбие ученика. Какое самолюбие у того, кто отдал стихиям своё имя и похоронил свою родовую ветвь? Лемба тоже не спрашивает у своих заготовок, жарко ли им в горне и больно ли под молотом… А с «морозной дымкой» я сбегала и пряталась от наставника, когда он меня совсем донимал. Искал, но не поймал ни разу. — Хороший кузнец железо не бьёт, а гладит. И не переводит добрый металл в окалину. Так отец говорил, а я повторю, — негромко, но веско вставил Лемба. — Ты, Нимрин, учил нас так, что даже я всё понял, и мне ни разу не захотелось треснуть тебя башкой об пол. Ромига ответил с улыбкой: — Да я, пока объяснял, сам почти разобрался, как работают ваши песни, и как их правильно слагать. А безмолвной речи вы меня научите, обязательно. Интересно, от неё всегда ощущения, будто головой об пол? Охотники дружно скривились, Вильяра ответила за двоих: — Поначалу, да. Чем больше говоришь и слушаешь, тем легче. — Лемба, а Наритьяру тебе, значит, хотелось — того? Приложить об пол? — Предки заповедали, что мудрый без спросу входит в любой дом и повелевает любым охотником. Два года Наритьяра делал всё, что надлежит делать мудрому клана, но смотрел на охотников Вилья, будто на гнилую рыбу. Я ненавидел, когда он бывал в этом доме… Взгляд Вильяры затуманился, потом она резко сказала: — Нимрин, нам пора за Латирой. А ты, Лемба, поскорее дашь нам сопровождающих и пойдёшь чинить ворота.
Четверть ночи, утро и половина дня минули с тех пор, как одинокий путник глядел с обрыва на занятое логово, на тайно воскресший дом. Давно пора было подыскать подходящий снежный наддув, выкопать к нём нору и до заката отдохнуть. Давно пора, но брести вперёд под монотонный заклинательный напев казалось легче, чем обустраивать стоянку. Правая лыжа, левая лыжа, оттолкнуться копьём, правая лыжа, левая лыжа… Боль в простреленных рёбрах, надёжно унятая заклятьем, вернулась и больше не пожелала уходить, туман в глазах и муть в голове, шатает из стороны в сторону, бросает то в жар, то в озноб... Путник осел в снег, снегом умылся и попробовал поглубже вздохнуть, но воздух не шёл в лёгкие. Всё-таки он слишком стар для таких ран и переходов, дряхлое тело не выдерживает, силы иссякли: и колдовская, и обычная. Кажется, он околеет прямо здесь, и хорошо, если кричавки найдут его уже мёртвого, а не начнут пожирать заживо. И всё же он слишком упрям, чтобы посылать зов тому, кто его, возможно, разыскивает. А звать на помощь кого попало — стоит ли? Он снял лыжи, отстегнул от пояса лопатку, непослушными руками вырыл лунку в плотном снегу — защиту от ветра. Лёг туда, свернувшись клубком. Солнце высоко, мороз не слишком силён: здоровый, крепкий охотник мог бы подремать и так, ничего особенного, потом спокойно пошёл бы дальше. Раненый старик чувствовал, что поживёт ещё немного, но уже не встанет. Лежал и смотрел в глубоко-синее небо с бледными точками звёзд, упрямо не смеживал тяжелеющие веки. Ещё раз подумал, не позвать ли на помощь кого-то из мудрых? Не попытаться ли уйти изнанкой сна в безопасное место? Но кому доверять, и где безопасно, если наяву в спину стрелял охотник из его маленького подобия клана, двухзимний старожил ярмарки, а во сне… И если та, кого он решился позвать, не откликнулась. Старик вспоминал знахарку и знахаркину дочь, когда услышал зов… «Мудрый Латира, ты меня слышишь? Я в доме Лембы, я жду тебя здесь», — интонацию безмолвной речи не подделать, не спутать, годы и посвящение её почти не изменили. Остатка колдовских сил хватит на короткий разговор: «Вильяра мудрая? Я звал тебя, я ранен и нуждаюсь в твоей помощи. Я лежу в снегу у истока Кривого ручья. Ты сейчас далеко?» «Повторяю, я в доме Лембы. Я успею к тебе до заката. Ты продержишься?» «Надеюсь. Только не ходи изнанкой сна, там стережёт убийца» «Благодарю за предупреждение. Ты один?» «Да.» «Жди.»
03.08.16За порогом дома снег ослепительно сиял под маленьким, но не по зимнему высоким и ярким солнцем. Свет, белее белого, аж до боли в глазах, и глубокие, резкие тени. Ромига ругнулся про себя, заново учась складывать из контрастных пятен объёмную картинку. Вильяра рядом тоже щурилась, зрачки сошлись в точки, но ей и другим охотникам — в спасательный рейд собирались вдевятером — было нормально. А лыжи здесь оказались презанятные: вместо деревянных дощечек — плетёнка из лозы, залитая бурой полупрозрачной смолой, и железная оковка по краям. Конструкция выглядела громоздкой, тяжёлой, но не слишком надёжной. Ромига попробовал лыжу на изгиб и, вопреки ожидаемому, остался доволен. А вот с креплениями возникла проблема: ременные петли наву были безнадёжно широки. Подгонять не стали, один из охотников убежал и вернулся с маленькими, вероятно, детскими лыжами, эти пришлись впору. А что они короче и уже, так и сам Ромига в полтора раза легче охотников. Проверил скольжение — сойдёт, попрыгал на месте, прокатился туда-сюда по просторному хозяйственному двору: навыки, полученные гаркой на тренировочной базе, не совсем простыли. Вильяра с интересом наблюдала за его эволюциями, занятые сборами охотники подозрительно косились, но комментировать не стали. Колдунья обозрела свой маленький отряд. — Готовы? Выходим, зовём зверей, встаём в круг, и я спою над нами всеми «морозную дымку». Нимрин, петь я буду всю дорогу, ты держись рядом со мной, но разговорами меня не отвлекай. Вышли, миновав выгородки из камня и снежных кирпичей. Охотники тихим свистом позвали… Первый зверь встал из сугроба: здоровенная мохнатая тварь, белая на белом. Пышный, искристый мех сливался со снегом, размывая стремительно перетекающий силуэт. Из известных Ромиге созданий, зверь больше всего походил на росомаху, только крупнее, и белый. Зверь подбежал к Вильяре, поставил лапы ей на плечи, лизнул в лицо. Колдунья привычно отмахнулась, осадила его короткой командой, надела лёгкую упряжь, за которую удобно держаться, скользя за зверем на лыжах. Ромигу, тем временем, обступили пятеро тварей, не приближаясь вплотную, но и не давая свободного прохода. Насторожённо нюхали воздух блестящими чёрными носами, встопорщив шерсть на загривках, вытянув пышные хвосты параллельно земле. Нав остановился и медленным, плавным жестом показал раскрытые ладони. Вильяра скомандовала зверям: — Свой! Знакомьтесь! — и тут же добавила для Ромиги. — Ты, Нимрин, не шевелись, дай им тебя обнюхать. По команде колдуньи сбежалось уже не пять, а два десятка зверей, и тот первый, самый крупный, степенно подошёл. Ромига стоял столбом, как велено, чёрные носы теперь тыкались в него, маленькие тёмные глазки на хитрых, смышлёных мордах блестели любопытством. Потом звери сбились ещё плотнее, отираясь о нава и друг о друга пушистыми боками. Беспардонно топтались по лыжам, скрежеща когтями, кто-то лизнул в руку, кто-то чуть не подбил сзади под колени. Охотники спокойно наблюдали за этой толкучкой, потом, по жесту Вильяры, обступили её со всех сторон и взялись за руки. Мудрая замкнула круг и запела, заклиная стихии скрыть двуногих и четвероногих ото всех, кроме друг друга. Ромига примерно понимал, что она делает, но повторить не взялся бы даже при наличии энергии. Чувствовал: существенная часть ворожбы ускользает от восприятия. Вроде бы ничего удивительного при столкновении с иномирной, чуждой магической традицией, из которой он только-только начал постигать азы. Но его почему-то охватила тоска и досада, будто наткнулся на прореху в самом себе. Будто когда-то что-то мог, а теперь — нет… Он ушёл так глубоко в себя, что не заметил, как разорвали круг охотники, как разбежались звери. Одна из группы, Унга, тряхнула его за плечо: — Нимрин, ты идёшь? Или ты решил остаться дома? Ромига мотнул головой: — Иду. Женщина сунула ему в руки ременную петлю: — Вильяра сказала, что Юни, её зверь, повезёт тебя. Он умный и учёный, знает все слова движения в снегах: «правей», «левей», «прямо», «скорее», «тише», «стой»… Ромига внимательно выслушал команды, запомнил и спросил: — А как же сама Вильяра? Охотница глянула, будто на несмышлёное дитя: — Её любой повезёт, она же мудрая! Ромига посмотрел — колдунья, правда, подгоняла по длине постромки другого зверя. Лицо мудрой было сосредоточено, и она пела, не переставая ни на миг. Убедилась, что все готовы, махнула рукой и подстегнула своего зверя, первой сорвалась с места. Юни без команды помчал нава следом, тому стоило изрядного труда удержаться на ногах. Вильяра повела отряд по целине, прочь от моря и почти сразу на подъём. Юни тянул ровно и мощно, Ромиге осталось подруливать. Как и росомахи, белые звери не могли похвастать скоростью, забавно косолапили, но выглядели выносливыми бегунами на длинные дистанции. Нав довольно быстро приноровился держать равновесие и почти не тратил сил. Щурился, озирая пейзаж Голкья, прежде ни разу не виданный при свете дня. Море подо льдом, череда мысов и заливов, высокие горы на горизонте — вершинами в тучах. На Земле Ромига сказал бы, что облачные гряды чреваты скорым ненастьем. Впрочем, и охотники посматривали с опаской. — Эй, Унга, скажи, пурга будет? — окликнул Ромига охотницу, которая держалась рядом, приглядывала, не свалится ли чужак с лыж. Остальные быстро рассредоточились, расходясь широким веером. Свободные звери разбежались ещё дальше. — Завтра — непременно будет, но до утра не должна бы. — Успеем вернуться? Охотница фыркнула: — Как путь ляжет, если гладко, можем успеть. — А если нет? — Переждём в снегах, запасы мы взяли. Охотница начала отставать и уходить правее, разговаривать стало неудобно. Напутствовала напоследок: — Держись за мудрой, Нимрин. Юни не бросит тебя, даже если упустишь ремень, упадёшь, сломаешь лыжи. В крайнем случае, ложись ему на спину и командуй: «домой». Но лучше держись за мудрой, как она велела. Снежная гладь смялась складками застругов и полос рыхляка, внимание почти целиком ушло под ноги. Ромига отчаянно старался вернуть хотя бы половину в окружающее пространство. Сломать лыжи в начале пути нелепо, но ещё нелепее — забыть, что здесь не прогулка, не тренировка, а война, и влететь в какую-нибудь засаду. Впрочем, то ли никто их не подстерегал, то ли песня мудрой была хороша. А была она хороша весьма! Зверь Юни так уверено бежал за хозяйкой, что Ромига не сразу заметил: на снегу нет следов — ни лыжни, ни отпечатков звериных лап. Оглянулся через плечо, и за собою увидел ту же нетронутую целину. Вильяра знала своё дело! И путь выбирала — явно не самый короткий, но удобный, с равномерным набором высоты и отличным обзором во все стороны. Разумно: раз уверена в своей невидимости, чего бы не пройти по гребню и не посмотреть, что делается вокруг? Помимо разведки, второй цели их рейда, белое безмолвие Голкья стоило того, чтобы просто им полюбоваться. Горный хребет тянул к морю длинные, пологие, плавно понижающихся отроги, ручьи и реки проточили между ними глубокие долины. Безлесные гребни отрогов сияли под солнцем чистейшей белизной, лишь иногда из-под спрессованного ветрами снега торчало нечто вроде ползучего можжевельника, норовило запутаться в лыжах. Дно долин тоже было голым. Зато склоны щетинились таким густым криволесьем — захочешь, не продерёшься, и сквозь ветки ничего не видно. А ещё криволесье было пёстрым, будто лоскутное одеяло: разные растительные породы щеголяли золотисто-жёлтой, оранжевой, насыщенно-вишнёвой, оливково-зелёной, серебристо-голубоватой корой. Тёмно-изумрудные и сизые в синеву пятна хвойников дополняли картину. Ромига рассудком отмечал красоту увиденного, помнил, как прежде радовали глаз и сердце незнакомые пейзажи, как любопытно было исследовать новые земли. Теперь вместо радости и любопытства — пустота… И ужас: внезапным осознанием, что, вероятно, пустота навсегда, неведомый враг искалечил непоправимо, и даже разыскать, чтобы отомстить не удастся… Ну уж, нет! Память-то возвращается. И Ромига умеет, целенаправленно учился вспоминать забытое. Кто, когда и зачем учил его такому? Ладно, это он тоже вспомнит, дело времени, вот прямо сейчас и начнёт, не переставая смотреть под ноги и по сторонам. А солнце клонилось к закату, а лыжи слушались всё лучше, а зверь Юни устал: закосолапил сильнее, повесил хвост, который поначалу держал флагом по ветру. Вильяра впереди тоже заметно сбавила темп. Ромига не подгонял своего поводыря, бежал следом, лишь слегка придерживаясь за постромки. Легендарная навская выносливость, обратная сторона которой — непомерный навский аппетит. Ромига на ходу порылся в кармане, добывая лущёные орешки, вроде тех, что выиграл у Арайи. Вот поймать бы беглого беззаконника да допросить с пристрастием! Ромига нарисовал в уме картинку-другую-третью, что именно сделает, если Арайя откажется отвечать на вопросы. А пусть молчит, пусть держится героем: нав, как никогда, желал чьей-нибудь боли и ужаса, и чтобы ломалась чужая воля и трепетала, угасая, чужая жизнь — целиком в его власти. Хочется погреть руки в крови: именно так говорил один из его наставников про другого. Ромига ухмыльнулся, криво и страшно, решив, что всё-таки не станет отыгрываться на первой случайной жертве, срывая злость за все свои неприятности. Нет, сам на изнанку вывернется, но выдаст каждому отдельной мерой, с доставкой — лично в руки! Арайе — Арайино, местному зловредному колдуну — колдуново, неведому супостату — супостатово… А Вильяра резко свернула с гребня, нырнула в кулуар, скрылась за перегибом склона. — Стой! — Ромига осадил Юни, быстро свернул постромки и закрепил их на холке зверя. Не хватало ещё наехать на него на спуске, навернуться вдвоём. — А теперь — следом! Зверь глянул, кажется, с укоризной, и затрусил туда, где скрылась колдунья. Лыжи заскользили под уклон: лучше бы, конечно, по проторённой лыжне, но Вильяра продолжала заметать следы. Склон — длинный и крутой, фигурка охотницы мелькала уже далеко внизу, умело выписывала виражи между кустами. Вот на этом месте Ромига предпочёл бы доморощенной плетёнке и ременным петлям — человские горные лыжи с ботинками и жёсткими креплениями. Но раз нету — осталось положиться на реакцию, ловкость и крепкие кости, в крайнем случае — на магию. Глянул на вздёрнутый хвост Юни, чешущего вниз по склону, фыркнул: — Вперёд, за белым кроликом! — и перестал подтормаживать, срываясь в стремительный, рискованный полёт. Реакции и ловкости хватило, чтобы, обогнав Юни, проскочить между камнями, торчащими из-под снега в узком горле кулуара, между кустами ниже по склону и затормозить возле Вильяры, стоящей на коленях в снегу. Да, она нашла, кого искала, но судя по выражению глаз, по трагически опущенным уголкам губ, как бы не запоздала с подмогой. Ромига сбросил лыжи, воткнул задниками в снег, чтобы не укатились — наст и без лыж держал достаточно хорошо. Подошёл вплотную, посмотрел: может, и опоздали, но не безнадёжно — крошечный, для охотника, сероволосый старик был пока жив. Выцветшие голубые глаза с трудом сфокусировались на лице нава, бледные губы шевельнулись: — Иули! Ты за мной? Малая, отпустишь со старым другом? Вильяра удивлённо переспросила: — Нимрин, вы знакомы? — Нет. Он меня с кем-то путает, и я очень хотел бы знать, с кем.
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
К сожалению, я — тормоз и не съездила на 8 этаж с фотиком и штативом( Минут двадцать любовалась в окно потрясающей красоты зарницами и молниями где-то очень высоко в тучах. Странно, но грома почти не было, рокотало непрерывно, но не слишком громко. Потом нижний слой облаков дополз до нас, сорвался сильный ливень с ветром, но дуло вдоль дома, и даже в окна почти не захлёстывало. Пару раз шарахнуло сильно и близко, но надеюсь, у нас ещё не все молниеотводы попилили на цветмет) Сейчас поломанных веток на улице валяется не слишком много, и следов особого потопа нету.
Я столкнулась с проблемой насилия/домогательств в десять или в одиннадцать, ещё до прихода месячных. Я побоялась жаловаться родителям, так как была уверена, что сама виновата, и достанется ещё больше. Первый раз я рассказала об этом эпизоде сильно после тридцати, психологу. И это при том, что, на моё счастье, тогда обошлось без секса, как такового. Незнакомый парень лет семнадцати-восемнадцати только облапал меня за все места, побил и перепугал до полусмерти. Так перепугал, что я шугалась мужского пола довольно долго, и до сих пор тот страх иногда аукается.
Поясняю, зачем я это здесь написала. Для сестёр (а также братьев) по несчастью, которые думают, что они какие-то выродки, раз их использовали против воли. Нет, выродки те, кто использовал. А мне и вам просто не повезло, дерьмо иногда случается.
Ещё меня очень злит мысль, что тот урод, вполне вероятно, сидит сейчас за монитором и троллит участниц флешмоба или, хуже, продолжает свои гнусные делишки на улицах. Я хочу, чтобы общество изменилось так, чтобы его жертвы не молчали, не боялись, а сразу получали поддержку. И чтобы таких, как он, вовремя брали за яйца.
А ещё мне плевать, какого гражданства и политической ориентации была зачинательница флешмоба, так как проблема общая для всей русскоязычной блогосферы. Да и в англоязычной, думаю, может не слабо полыхнуть.